Оказалось, в НКО можно строить карьеру, решать действительно важные для общества вопросы и лучше узнавать себя. Из весомых бонусов — молодая профессиональная команда, осознание ценности своего дела и повышенный градус добра в воздухе.

Я пришла в фонд «Вера» в ноябре 2016 года — и тогда понятия не имела, как работает некоммерческий сектор. Я училась в Московской школе нового кино, помогала друзьям писать сценарии, работала на съёмках фильма. Стабильной работы не было, состояние было меланхоличное.

Однажды я увидела вакансию фонда «Вера»: искали SMM — специалиста и редактора сайта в одном лице. Я подумала: «Это — вызов. У меня будет возможность поработать с очень сложной темой — паллиативная помощь». Я решила попробовать. Это был последний день, когда принимали отклики на вакансию, и без пяти минут полночь я отправила письмо.

Первое, что я увидела в фонде, придя на собеседование, — пробковая доска с приколотым мемом: «Немой укор за вчерашний хардкор». Везде ходили ребята моего возраста, смеялись.

Мне кажется, я хорошо почувствовала «голос» фонда, уловила тональность и выстроила работу соцсетей. Сейчас у нас 30 тысяч подписчиков — и для нас это победа.

У нас была рубрика «Правила жизни» — этот формат нам разрешил использовать журнал Esquire. Я приезжала в хоспис с огромным списком вопросов и разговаривала с подопечными, если они хотели. Не всегда эти «Правила жизни» успевали согласовать и опубликовать: бывало, что на следующий день человек уходил из жизни — словно ему нужно было выговориться.

Иногда я бывала в хосписах на мероприятиях, фонд «Вера» что только не устраивает: пикники, собаки-терапевты, концерты с оркестрами. Я как эсэмэмщик все документировала, потому что ты не можешь писать о том, чего не видел своими глазами — получится бездушно и фальшиво.

В фонде есть творческая свобода. Редактор соцсетей может взять фотоаппарат, поехать в хоспис и сделать серию портретов. Или взять себе в пару видеоволонтёра и снять документальный фильм. Все сотрудники могут принимать участие в обсуждении стратегии, креатива и в мозговом штурме. Здесь большой потенциал роста.

Сейчас я отвечаю за то, чтобы рассказывать о фонде самым разным людям: врачам, родственникам пациентов, молодёжи, бизнесу, — что хоспис — это не страшно. У меня в команде есть райтер, эсэмэмщик, редактор сайта, человек, который занимается рекламой, ответственный за общение с лидерами мнений, дизайнер, пиарщик.

В наши задачи входит ведение соцсетей, спецпроекты с брендами, тексты для СМИ, коммуникация с благотворителями и внутренние коммуникации.

У нас невероятная команда, все очень поддерживают друг друга, ты не чувствуешь себя брошенным. Когда началась пандемия, наша директор устроила еженедельные созвоны, мы оценивали своё душевное состояние, с нами работал психолог. Это невероятная забота. В «Вере» у меня никогда не было чувства, что я остаюсь один на один со своими внутренними переживаниями.

Когда я хожу на какие-то вечеринки, то всегда говорю себе: «Галя, тебе нужно отдохнуть, про работу ты не говоришь». Но где бы я ни оказалась, всегда всплывает тема умирания и помощи тяжелобольным людям, и в воздухе возникает рука: «Галя, иди сюда». И начинается разговор на целый час.

Вместе с некоторыми друзьями мы ездили в хосписы. Многие потом пишут: «Хотите, я вам сделаю наружную рекламу?». Или: «А вам не нужно снять фильм про хоспис? Я хочу».

Однажды я делала опрос в социальных сетях фонда: «О чём вы думаете, когда слышите слово хоспис?». Я понимала, что половина людей ответит что-то про смерть и страх. Но были ответы, что хоспис — это булочки с корицей, окно в сад или птички амадины, потому что «у моей бабушки так было». Это — результат нашей работы.

Мы не нагнетаем, не пугаем, не вызываем чувство вины и жалости. Мы стараемся показать жизнь, дать надежду и опору. Хоспис — это сокровищница человеческих историй. Там происходят вещи круче, чем в кино. Бывает, что люди проживают в хосписе последние дни ярче, чем долгие годы до этого. Работа в фонде научила меня ценить жизнь — и это тот бонус, которого не хватало в предыдущих местах.

Я пять лет работала маркетологом в американской компании 3M — пришла туда на летнюю стажировку, а потом мне предложили остаться. Сначала я делала много классных проектов и сама выстраивала маркетинговую стратегию. Но в последние два года моей работы компания стала двигаться в сторону глобализации: это означало, что у всех регионов должна быть одна маркетинговая стратегия, которую продумывал головной офис. Становилось меньше творчества и свободы, и это сильно ограничивало меня.

Я чувствовала внутреннюю потребность помогать, и стала искать благотворительные фонды: хотела стать волонтёром. Нашла в социальных сетях благотворительный фонд «Шалаш», который помогает детям с трудным поведением. Мне понравилось, как системно выстроена их работа. Занятия были немного похожи на школу: дети приходят раз в неделю, есть расписание, ведущие и свои правила.

Я сразу написала в фонд, но была середина учебного года, и мне предложили подождать летнего набора ведущих для занятий с детьми. Я ещё не совсем понимала, чему конкретно учат на занятиях фонда, но предположила, что смогу вести занятия, связанные с математикой. Моё первое образование — Бауманка.

Летом начался новый набор ведущих и волонтёров, и мне прислали объёмную анкету — это первый этап отбора. Вторым этапом было онлайн-интервью, третьим — двухнедельный летний тренинг. Я прошла все этапы, это было непросто, но интересно. Думаю, мне помогло то, что к тому времени я прочитала много литературы о детской психологии и детях из приёмных семей — список был на сайте фонда.

В прошлом году я вела два курса: «Нематематика» и «Социально-эмоциональный интеллект», продолжая работать в 3М. Занятия были моей отдушиной. Коллеги знали, что я волонтёр и ведущая в фонде, который помогает детям с трудным поведением, и часто спрашивали, что можно почитать на эту тему.

Однажды перед занятием коллега из фонда спросил меня, будет ли мне интересно пообщаться с отделом коммуникаций. Я тогда планировала уходить из 3M, поэтому согласилась. После двух собеседований я присоединилась к команде фонда в роли проджект-менеджера. Кроме этого, я продолжаю заниматься с детьми — веду курс проектного мышления.

Все занятия с детьми похожи по структуре: сначала мы приветствуем друг друга на каком-нибудь иностранном языке, повторяем наши правила, смотрим расписание и приступаем к занятию. Оно идёт два часа, посередине есть перерыв, а в конце — чаепитие. После занятий ведущие пишут в дневнике свои наблюдения по каждому ребенку и обязательно оценивают рост навыков у участников и группы в целом.

Недавно на занятии по проектному мышлению мы делали воротники, которые носили в Древнем Египте. Сначала обсуждали, кто такие фараоны, какой у них был распорядок дня, смотрели их украшения. Потом планировали свою деятельность: решали, что нам нужно для воротника, делали инструкции, с чего начинать. Во время работы дети помнили, что можно вежливо попросить что-то у соседа. А в финале все готовили презентации. Умение рассказать о своём проекте — один из важных навыков проектного мышления.

Ты никогда не знаешь, как пройдёт занятие. Бывают спокойные занятия, когда участники не шумят и уходят довольными, но случается и наоборот — дети могут драться, плакать, ругаться матом, перебивать друг друга, кричать. Ведущий должен уметь со всем этим справляться. Это непросто, но у меня получается.

Как проджект-менеджер я полностью отвечаю за наполнение, оформление и обновление сайта и за соцсети — публикую посты, отвечаю на комментарии и сообщения. У нас есть продакшен-команда — дизайнер и редактор. Они делают тексты и дизайны для всего фонда, отдела маркетинга и партнёрских проектов, а я делаю так, чтобы каждый получил свою задачу вовремя и сделал её классно.

Ещё одна часть моей работы с недавнего времени — это работа с партнёрами. Мы делаем совместные проекты с разными компаниями, как крупные, так и небольшие — с издательством «Самокат"и Aviasales.

Например, ко Дню защиты детей в приложении крупного онлайн-ретейлера мы переименовали некоторые продукты так, как взрослые называют детей с трудностями поведения: макароны, которые себя накручивают, камамбер, который поймёт, когда вырастет. На странице проекта была ссылка на наш лендинг, где мы рассказывали про трудное поведение у подростков. Это была охватная история, многим понравилось.

Недавно у нас вышел документальный фильм «Ещё один длинный день». Это кино о подростках, которое снимали они сами — делились своими историями, чувствами, проблемами в отношениях с родителями. Мы работали над этим проектом полтора года, я занималась продвижением: готовила промокампанию для продвижения фильма, организовывала пресс-показ.

Работа в фонде устроена гибко, мы работаем по системе Agile — у нас есть планирование, стендапы каждое утро и ретро в конце недели, где мы смотрим, что было сделано хорошо, а что нам мешало и как это можно исправить или улучшить. Почти каждую неделю мы проводим мозговые штурмы по поводу наших кампаний и партнёрских проектов.

Если сравнивать с корпорацией, то работа в фонде отличается динамикой: придумав какой-то проект, ты сразу идёшь его делать — тебе не нужно проходить кучу внутренних согласований. Здесь многое выстроено круче, чем в корпорации.

От этого чувствуешь свою ценность и гордость за место, где работаешь.

Я училась на факультете филологии. Уже со второго курса понимала, что хочу быть редактором. После университета пошла в глянец: сначала в Spletnik (только не смейтесь, это была школа жизни), потом — OK!, а оттуда меня переманили в Vogue.

В первых журналах я работала редактором, в Vogue пришла в отдел специальных проектов, работала с клиентскими партнёрскими текстами. Когда была свободна от спецпроектов, писала материалы на экотемы: подборки экоотелей, косметических экопродуктов. Помню, был топовый материал, где мы сравнивали кусковое мыло и жидкое в пластиковой упаковке.

Через полгода я поняла, что устала писать про попу Кардашьян. Поняла, что хочу уйти в социальную сферу, чтобы делать что-то более полезное.

Я походила по собеседованиям в другие топовые редакции, но мне было плохо при виде редакций «звёздных» изданий. И когда я уже отчаялась найти замену глянцу, мне попалось объявление «Собиратора».

До этого про «Собиратор» я особо ничего не знала: на интервью пришла с одноразовым стаканчиком. Но я была уже немного погружена в экотему: использовала шоперы, многоразовые мешочки, хлопковые диски.

Тогда искали B2B-менеджера. Я понимала сразу, что продажи — это вообще не моя история. Но офис в пешей доступности от дома заманил меня на собеседование.

На встрече я рассказала про свой опыт работы. У меня уже было много связей с прессой и со звёздами. Лёня, мой руководитель, говорил потом, что сразу понял, что продажи — это не моё. Но он увидел во мне потенциал и открыл под меня новую вакансию: «Давай ты будешь нашим пресс-секретарем?». Так в августе 2019 года я оказалась в «Собираторе».

Редакция тогда состояла из одного человека. Я стала налаживать связи со СМИ, отправлять пресс-релизы, предлагать темы для материалов, подняла старые контакты со звёздами.

Постепенно я начала редактировать тексты и заниматься соцсетями и сайтом. Как-то незаметно стала вычитывать все тексты. Со временем редакция росла, и я стала главным редактором «Собиратора».

Сейчас у меня в подчинении человек 10: четыре пишущих редактора (мы ещё ведём соцсети «Полезного магазина» и «РазДельного Сбора» в Москве), редактор спецпроектов для клиентов и партнёрских материалов, SMM-редактор и стажёры, видеограф, дизайнеры. Мы пишем не только просветительские материалы на наш сайт, но и для других проектов и СМИ.

Сейчас мы уже не успеваем покрывать «внешние» проекты: к нам обращается очень много СМИ, брендов, городских площадок. Недавно мы решили, что выросли до PR-менеджера.

Когда я пришла в «Собиратор», здесь работало мало специалистов. В основном это были волонтёры — люди, которые горят делом, но не очень знают, как продвигать идею, общаться с клиентами, руководить. Но сейчас многие из них стали специалистами — и это круто!

Помню, меня неприятно удивило, что в «Собираторе» сотрудники сами мыли полы в офисе. После больших офисов для меня было дико — и я была первой, кто отказался это делать. Я считала, что моя работа заключается в другом. Сейчас эта практика позади.

Ещё раньше у нас не было политики компании, договоров о неразглашении. Нужно было выстраивать многие процессы с нуля, все структурировать: сложно плыть к цели, когда вокруг хаос.

Если у тебя есть внутренняя мотивация, ты стараешься подтянуть провальные моменты. В какой-то момент я взяла на себя инициативу, риски и ответственность: начала прописывать контент-план, менять дизайн, структуру текстов. Наверное, благодаря этому я стала руководителем.

Сейчас, спустя два года, в штате «Собиратора» уже 90 человек, появился HR, обучение, позиционирование. Мы принимаем людей ответственных, с внутренней мотивацией. Важно, чтобы человек не ждал задачу сверху, а сам видел недочёты, исправлял их. Мне нравится, что в «Собираторе» свободный график. Нам неважно, когда человек работает (хотя у редакции есть устоявшийся график) — мы смотрим на результат. Главное, чтобы работа была выполнена.

У нас очень хорошая команда, мы работаем в одной сцепке, поддерживаем и подстраховываем друг друга. Это очень заряжает.

Когда я устроилась в «Собиратор», даже близкие люди мне говорили: «Зачем ты ушла копаться в мусоре?». Многие до сих пор не понимают суть проекта: им кажется, что этим должно заниматься государство. Но я мыслю глобальнее и вижу свою миссию в том, что просвещаю людей.

Мы не заставляем никого ничего делать, не используем слово «отказаться» — мы предлагаем альтернативу. Лучше всего это работает на собственном примере: ты делаешь, а люди смотрят, интересуются. И да: придя в «Собиратор», я купила себе многоразовый стакан — и все мои подруги тоже.